Ох и любил старый Василий поговорить, деревенские бабки подшучивали:
- Как был в молодости болтуном, так и остался.
На что Василий отвечал:
- Сам старый, язык молодой. А вы бы, бабоньки, прислушивались, ума набирались, мужей-то своих схоронили, так хоть чужого послушайте.
- Да тебя слушать - слушалки отвалятся. И как тебя Райка только терпит?
- Раиса – не вам чета, шестой десяток вместе живем, душа в душу.
- То-то в молодости чуть к лесовику от тебя не ушла, - хохотали кумушки.
Василий лишь отмахивался от наглых соседок, но память начинала свою игру – рисуя подробности события тридцатилетней давности, события, которое перевернуло его жизнь и сохранило семью.
Маялся Василий, места себе не находил. Казалось бы - все хорошо: сыновья выросли, один в городе учится, второго в армию проводили. Дом справный, скотины полон двор – живи и радуйся, да только вот радость куда-то исчезла, испарилась с талым снегом. Райку свою и видеть не хотел, а уж вместе в постели засыпать – мука мученическая.
Стал мужик запивать, к Вальке – продавщице ночами бегать, а тоска все сидит камнем в груди. А тут еще Валька, прижималась теплым мягким телом и шептала: «Бросай свою рыбину холодную, я тебе еще ребеночка рожу, ты мужик-то в силе». Но с Валькой сходиться – последний ум растерять, она своим телом не только к Василию жмется.
Совсем мужик растерялся, а тут случились Райкины грибы. Супруга Василия была до них большая охотница, а год выдался засушливым, даже поганки не спешили являться на свет. И тут вдруг дождь зарядил да на трое суток. Вот Раиса и оживилась, мол, пойду до вечера в березнячок, старшенький Сашка обещал из города приехать на выходные, грибочками угощу. Подхватила корзинку, что стояла всегда наготове и убежала. Василий бродил по пустому дому, и впервые за последнее время стало ему пусто что ли - то за одно дело примется, то за другое. Вышел за двор – березнячок-то от калитки видно.
Вечером Сашка приехал на попутке. Ввалился в дом веселый, авоськи с гостинцами на стол выставил. Смотрит, отец хмурый:
- Случилось что, батька?
- Да мать твоя за грибами пошла, четвертый час ходит.
- А куда пошла?
- Да в березнячок, его за полчаса обойти можно.
- Так пойдем, поищем.
Березняк и правда, был крошечным, Василий с Сашкой его раз десять обошли. Они и кричали, и пытались следы отыскать. Сашка заметил, что ходил кто-то – аккуратные срезанные пеньки подосиновиков совсем свежие – потемнеть не успели. А от старого дуба, невесть как оказавшегося в этой белоствольной рощице, по всем тропкам грибочки не тронуты. До сумерек бродили, домой пришли к пригнанному стаду.
Пошел Василий Буренку доить, а в голове одна мысль: «Случилось что-то, Раиса никогда бы корову не оставила, хозяйка она хорошая». Всю ночь проворочался без сна, слышал, как Сашка каждые полчаса выскакивает на крыльцо, якобы покурить. Утром пошли по деревне, но никто ничего не знал и не слышал.
А потом память почему-то рвалась, прилипала лохмотьями: вот с соседом на его «Ижаке» мчится в соседнюю деревню к участковому; толпа деревенских у березнячка; старая Лукерья шамкает что-то беззубым ртом, пугает лесовым.
К вечеру вернулись в гулкий дом, сидели за пустым столом и молчали. А перед тем, как стадо пригнали, Раиса и явилась – румяная, с полным лукошком тугих подберезовиков.
- Ой, Сашенька, сынок, проголодался с дороги-то. Сейчас я быстро грибочков тебе пожарю.
- Ты где была? – выдавил Василий.
- Как где, говорила же в рощицу сбегаю, часа два меня не было, а он уже и забыл.
- Как два часа? Больше суток пропадала, мы уж и в милицию написали, и деревню поднимали, березняк весь прочесали до травки. Не было тебя!
- Что ты врешь, Василий, выпил что ли?
- Не врет он, мама, я вчера приехал, тебя вместе искали.
Но Раиса долго не верила, клялась, что никуда из рощицы не выходила, побродила с лукошком, под старым дубом отдохнула недолго, а потом домой пошла.
В деревне еще долго спорили - с каким лесовиком загуляла Раиса, но с того самого дня Василий и дорожку к Валькиному дому позабыл.
Писательница Елена Гвозденко
